21 февраля артист выступит на творческой встрече в концертном зале «Колизей»
Простой парень с гармошкой наперевес – так про себя говорит поэт и музыкант Игорь Растеряев. Артист проснулся знаменитым в 2010 году после того, как в интернете появился его первый клип на песню «Комбайнёры». Задорная «хулиганская» композиция вмиг покорила публику и сделала молодого исполнителя известным на всю страну.
Сегодня на счету музыканта около полусотни авторских песен, десятки концертов в России и за рубежом. Перед петербургскими зрителями Игорь Растеряев выступит 21 февраля в концертном зале «Колизей». В преддверии творческого вечера артист рассказал корреспонденту «ПД» о том, почему взял в руки именно гармонь, как осуществил детскую мечту и отчего часто поёт о войне и почти никогда – о родном Петербурге.
«Куда ни приеду, везде свой»
Потомок донских казаков с одной стороны, финнов-ингерманландцев – с другой. С историей своего рода Игорь Растеряев знаком очень хорошо. Многое из того, что впитал в детстве, делится артист, в дальнейшем легло в основу его творчества. «У меня очень удобная родословная, — шутит Игорь. – Я куда ни приеду, везде свой».
— Как интересно. Но всё-таки в ваших песнях казачья тема раскрыта полно, а про финнов – ни слова нет. Как так вышло?
— На самом деле, очень просто. Все родственники, с которыми я тесно общаюсь, — в основном с отцовской стороны. По той линии мой дед – донской казак, а бабушка – потомок запорожцев, выселенных на Дон, — объясняет музыкант. – С матерью моей тоже интересно. У неё в роду ингерманландские финны. Те самые, которые ещё до возникновения Питера на этих землях жили. Больше скажу, есть даже казахская и татарская кровь. Это те казахи и татары, которые здесь были в блокаду. Прадед мой возглавлял казахскую диаспору Ленинграда тогда. Вообще, со стороны матери все блокадники. Но так получилось, что с её родней я общаюсь очень мало.
— Эта часть семейной истории вам так же интересна, как и казачья?
— Конечно. Казачий крен идёт лишь потому, что я всё детство черпал из этого источника. Думаю, если бы я плотнее общался с родственниками-финнами, я бы и оттуда понахватался. Когда мне лет 10 было, мы с бабушкой в Эстонию поехали. Я всё впитывал! Мне нравились булыжные мостовые, черепичные крыши… Я даже тогда финский язык начал изучать. И в письмах подписывался фамилией матери: Игорь Салмолайнен. Нравилось мне очень. Просто финская тема как-то не получила развития.
— А родились вы в Петербурге? Здесь детство провели?
— Да. Я всем говорю, что из коренных петербуржцев, я самый коренной. Мои предки ведь 600 лет назад жили на этих болотах. А родился я в центре – на Рылеева. Помню, двор у нас был проходной. Мы с отцом, когда гулять выходили, шли дворами вдоль Маяковского чуть ли не до Некрасова. Тогда ещё никаких шлагбаумов и ворот не было. Это сейчас все дворы позакрывали.
— А есть ли любимые места в Петербурге?
— Второй пролёт Литейного моста. Мы там всегда корюшку ловили. Её там много. И сейчас рыбачим, правда, уже с набережной. Корюшка меньше стала, но всё равно за несколько часов до ста килограммов можем поймать. А потом я сижу дома и трескаю её, как нерпёнок Крошик в Центре изучения морских млекопитающих.
— Известно, что для вас много значит местечко у реки Медведицы в Волгоградской области. В детстве вы там частенько летом отдыхали. Как часто сейчас там бываете?
— В год пару-тройку раз езжу. У меня там участок есть. И пять домов родственников! Очень там красиво: речка за сорок шагов от городьбы, лес дубовый. Каждый раз оттуда возвращаюсь – везу целый багажник арбузов.
«В Германии встречают, как в Рязани»
Как у сына художников, тяга к прекрасному у Игоря Растеряева проснулась в детстве. Желая служить искусству, он поступил в СПбГАТИ. Потом играл в театре «Буфф» и даже успел сняться в кино. В эпизодических ролях. В тот период Игорь и взялся за гармошку.
— Как звучит гармошка, я впервые в институте услышал, — рассказывает артист. – Мне звук понравился. Попросил парней показать, как играть-то на ней, на гармошке. Они показали, куда нажимать, а дальше я уже сам.
— И всё же, наверное, не только звучанием вас гармонь очаровала. Что в ней такого особенного?
— Это очень мощный инструмент. Я бы сказал, самоигральный. Потому что при минимальном умении играть гармошка даёт максимальную образность. Такого нельзя сказать, например, о скрипке или гитаре. Чтобы эти инструменты зазвучали, как надо, нужен хороший исполнительский навык. И к тому же, на мой взгляд, гармошка даёт наиболее полное ощущение музыки. Она почему-то гораздо сильнее пробивает на эмоции. В ней всё есть: и басы, и голоса.
— Действительно удивительный инструмент… Игорь, скажите, вы, когда гармошку в руки взяли, с чего начали? Сразу сочинять? Какой была ваша первая песня?
— В первую очередь я выучил «Просвистела» ДДТ. Кстати, я недавно спел её на сцене дуэтом с Шевчуком. Если бы мне рассказали в 8-м классе, что такое возможно, я бы бросил школу, — шутит музыкант. – Для меня это тогда значило всё равно, что в рай попасть. Вершина успеха. У меня же на стене в комнате портрет Шевчука висел. Я тогда эту песню – «Просвистела» — триста раз на дню слушал. И прыгал под нее. Еще я на гармошке разучил песни «Короля и Шута», Максим, «Аварии», «Сектора Газа». Раньше на концертах исполнял каверы, сейчас уже отошел от этого.
— Для России гармошка – инструмент народный. Здесь его любят. А как в Эстонии воспринимают ваше творчество? Выступали за рубежом?
— Да. Я был с концертами в Германии, Норвегии, Польше, Латвии и Эстонии. Принимают, как в Рязани, — смеётся Игорь. — В основном же русские приходят. Хотя в Мюнхене был интересный случай: пришёл австриец с русской женой. Как оказалось, он где-то откопал мои песнопения, заставил супругу их переводить. Она всё сделала. А потом он затащил её на концерт.
— К вопросу о концертах. Как вы их выстраиваете? И вообще, нужно ли это? Или просто поёшь себе и поёшь одну песню за другой?
— Конечно, их нужно выстраивать. Особенно по темпу. Всё должно идти по амплитуде. Нельзя сначала спеть что-то весёлое, а потом, как говорится, кроликов хоронить. Или сначала всех похоронить, а потом пытаться реанимировать. Переходы должны быть логичные. Я между песнями, например, истории рассказываю. И каждая история – это связка. Переход от одной композиции к другой, а не просто болтовня. Пою обычно песен 30. Если нет простуды и горло здоровое – легко выдерживаю.
— 21 февраля ждёт ли публику что-то особенное?
— Особенность в первую очередь в том, что концерт – в зале с сидячими местами. Обычно в клубах выступаю. Там сидеть негде. В этот раз будет даже не концерт, а творческий вечер. В перерывах между песнями стану читать записки от зрителей и отвечать на вопросы. А потом, если люди захотят, пофотографируемся. Я всегда к публике выхожу после выступлений.
«Три минуты рождаются годами»
— Игорь, каждая ваша песня – маленькое повествование. Зачастую очень интересно выстроенное: стихотворения под музыку, потом куплеты, и всё ложится в единый сценарий. Как вы создаёте свои песни?
— Изначально должен быть манок. Мелодия должна напеться. Сама. В дороге, например. И хорошо, если у тебя под эту мелодию есть тема, какие-то строчки и концовка. Это лучший вариант. И тогда тянешь просто всё к этой концовке. Музыка сама диктует порядок. Иногда песни – три минуты – рождаются годами. «Курган», например, лет пять создавался, «Ермак» — лет шесть. Это от первой и до последней строчки.
А бывает, когда и за час песня пишется. Моя последняя композиция «Птичка», например. Я по ней понял, как мои предки казаки свои песни создавали. Едешь тихонечко по степи и намурлыкиваешь себе под нос всякую всячину. Как чукча: что видишь, то и поёшь. А потом просто делаешь из этого стройную композицию.
— А темы откуда берете? Тоже сами возникают?
— К сожалению, от головы ничего невозможно придумать. Всё опять же идёт от музыки. И порой то, что получается, самого удивляет. Я, например, никогда не думал об ангелах-хранителях. А песня про них у меня есть. Рождается это примерно так: в голове у меня музыка звучит. Звучит так, словно кто-то идёт. Идёт крадучись. И не один человек, а много. Друг за другом. В итоге выясняется, что это и не люди вовсе. Но идут с чем-то хорошим. Собрать всё вместе, и кто это может быть? Только ангелы-хранители. Ежу ясно, по-моему. Но, как ни странно, больше всего песен у меня про войну. Хотя я сам в армии не был, почти никто из дедов не воевал. Только дед Агван. Про него я стих написал.
— Поразительно! А про Петербург у вас есть что-нибудь? Всё же, как вы сказали, ваш любимый город.
— Питер у меня всего в двух песнях упоминается: «Ленинградская» и «Георгиевская ленточка». На мой взгляд, дело в том, что Питер просто не гармошечный город. Он, я бы сказал, «вертикальный», а гармошка – инструмент «горизонтальный. Он степной, полевой, дорожный. Гармошке простор нужен. А в Питере так не разгуляешься.
— Сейчас над чем работаете? Что пишете?
— Я скажу так: пишется кое-что. Я сейчас меньше стараюсь сидеть в интернете, а это даёт выход стихам. Увидим, что получится.
О бытовой жизни Игорь рассказывает с улыбкой. Говорит, в однушке на проспекте Просвещения, которая от бабушки-блокадницы досталась, из мебели – диван да холодильник. Даже люстры нет – лампочка только. Из съестного, делится, лишь домашние заготовки: варенье, солёные огурцы и сало.
— Посмотрите на мой телефон: кнопочный! Никаких айфонов и навигаторов. А ещё у меня никогда не было ни кошелька, ни банковской карты. Я простой пацан. С гармошкой наперевес. А гармошка – моя душа. Такие вот дела.
Источник: