В этом году один из самых интересных российских прозаиков выпустил новую книгу – «Брисбен», в которой переосмысливает, в частности, свое детство. «Петербургский дневник» поговорил с ним о славе, литературе и современном состоянии культуры
«НЕ В МОИХ ПРАВИЛАХ БУХТЕТЬ»
— В связи с выходом книги вы прямо нарасхват. Уже привыкли к такой востребованности?
— Я отношусь к этому философски. Я понимаю, что это часть профессии. Я благодарен за интерес ко мне, потому что всякое общение с журналистами – это интерес и даже проявление читательской любви, а за любовь надо быть благодарным. Поэтому не в моих правилах бухтеть или жеманничать – «ах как меня достали!» Если ты пишешь, выходишь в публичное пространство, изволь действовать по его законам.
В целом, я привык. Конечно, иногда чувствую, что уже перебор. Недавно был в Москве целую неделю и там побил рекорды по количеству встреч с читателями в день, записывал по 4-5 интервью. И это при том, что мне кажется – я все сказал. Причем сказал в своих книгах. По большому счету, писатель должен работать так, чтобы ему нечего было добавить в интервью. Но интервью создают дополнительный интерес. И если он существует, то я считаю своей обязанностью отвечать на вопросы и не капризничать.
— Какая часть работы доставляет вам наибольший интерес?
— Каждая стадия имеет свой интерес. Потому что когда начинаешь книгу, то вступаешь в тот мир, который тебе неизвестен и который предстоит открыть прежде всего для самого себя. Середина книги хороша тем, что ты едешь по накатанной дорожке, все получается достаточно легко. А конец – это финишная прямая, которая сама по себе очень напряженная. А когда книга уже вышла, интервью, поездки — это наименее интересное для меня время. Я-то про книгу все знаю, это читатель не знает. Как могу, помогаю ему войти в курс. Но я считаю, что читатель умнее меня, и мои подсказки, инструкции ему не очень нужны.
«ПИШУ НЕСПЕШНО»
— В новом романе внимательный читатель может найти цитаты их старых текстов. А когда замысел книги возник целиком?
— Идея романа в таком именно виде появилась года четыре назад. Два с лишним года я работал над ним. Но книгу, в которой бы отразилось мое киевское детство, я хотел написать давно. Для этого сочинял рассказы, их накопилось достаточно много. Это были такие этюды, как пишут эскизы художники перед тем, как приступить к большому полотну. И большая часть рассказов вошла в итоговый роман не текстуально, а тематически, стилевым образом или как-то еще иначе.
— Было приятно возвращаться в детство в тексте?
— Я бы сказал, что это было и радостно, и больно. Жизнь здорово изменилась, в частности там, где я провел детство. Это другая страна, и вы знаете, что отношения сейчас не самые простые… Но вместе с тем она остается любимой мной. Поэтому я испытывал очень разные чувства, очень…
— Главный герой романа «Брисбен» – музыкант. Чем обусловлен выбор профессии?
— Специально на музыканте я не собирался сосредотачивать внимание. Мне нужен был типичный творец. Им мог быть литератор, но это было бы совсем скучно, будто я описываю самого себя. А я ведь занимался музыкой в детстве. Не могу сказать, что хорошо знаю музыку, но люблю ее. Решил вспомнить свое музыкальное детство и немножко пофантазировать на эту тему.
— Получается, ваш новый роман более биографичен?
— Да. Но здесь подвох в том, что роман-то биографичен, но это не приближает героя ко мне. Это как если бы я подарил свою куртку, шапку и шарф другому. Издали этот человек будет неотличим от меня, но от этого он не станет мной. Это все внешние вещи, а у каждого героя есть внутреннее развитие.
— Что касается работы над текстом… Вы пишете обычно неспешно. Так было и в этот раз?
— Я пишу в день одну-две страницы. Я могу и больше писать, но этого себе не позволяю, потому что после второй страницы я явственно чувствую, как энергия, которая необходима при создании текста, исчезает. Остается пустой текст, который ничем не заряжен. Это как девальвировавшаяся валюта – вроде бы бумажки лежат, но золотого запаса за ними уже нет. Поэтому я могу примерно рассчитать, сколько буду работать над тем или иным романом. Я никогда не тороплюсь.
— Вы занимаетесь наукой. Эта часть вашей личности мешает, когда пишете роман?
— Я отключаю филолога, когда пишу. Ведь если я буду писать как филолог, то у меня получится типичная профессорская литература, с обилием сносок… Нет, я пишу как человек. Другое дело, что когда я заканчиваю и занимаюсь правкой, то включаю филолога. Думаю, уместно ли такое словоупотребление и так далее.
— Для вас важно то, как принимают книгу?
— Реакция для меня важна. Я вообще не знаю авторов, которые могли всерьез утверждать, что им плевать, как будет принят текст и как к нему отнесется читатель. Я отношусь к моему читателю с большим уважением и думаю о том, как он отнесется к тексту. Но здесь должны быть свои границы. В интересах читателя, чтобы литератор не следовал читательским прихотям и запросам до конца. Повторю – в интересах самих читателей. Дело писателя – удивлять читателя и быть, по слову классика, «вечно тем же, вечно новым».
СОСТОЯНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ — ХОРОШЕЕ
— Вас выбрали в Совет при президенте по культуре. Представляете, какие функции там будут исполнять?
— Да, представляю, и именно это представление убедило меня, что туда стоит пойти. Весной будет принят новый Закон о культуре, и хотелось бы, чтобы это был хороший закон, чтобы он позволял культуре дышать, развиваться. Проект сейчас именно такой, важно не допустить, чтобы во время обсуждений он не превратился во что-то другое. Кроме того, существует масса текущих проблем, которые нужно обсуждать, причем обсуждать в присутствии президента. Эта оперативная деятельность по-своему тоже очень важна.
— А как вы оцените состояние нашей культуры и литературы в частности?
— Если говорить о литературе, то ее состояние, на мой взгляд, хорошее. После провисания интереса в 90-е годы, когда общество было занято броуновским движением, литература снова стала интересна. Структура общества восстановилась. По моему убеждению, литература может оказать влияние только в том обществе, которое себя способно оценивать и осознавать. К такому обществу мы пришли сейчас, со всеми его плюсами и минусами. Это позволяет литературе занимать то место, какое оно занимало на протяжении всей русской истории.
Источник: